17:27, 11 мая 2024 г.
360
0
Поэта Евгения Евтушенко еще при жизни многие признали классиком. Однако не все коллеги по литературному цеху уважали его.
Особенно сложные отношения у поэта сложились с так называемыми диссидентами, которым пришлось эмигрировать из СССР.
Бродский шел по коридору. Лубянки
«Евтушенко?.. Он, конечно, поэт очень плохой. И человек он еще худший. Это огромная фабрика по воспроизводству самого себя», – так высказался в 1972 году в интервью Иосиф Бродский, отношения с которым сам Евгений Александрович называл «больным местом». Это с легкой руки Бродского литераторы заподозрили Евтушенко в связях с КГБ. Доподлинно о связи поэта с Лубянкой неизвестно до сих пор. В 1991 году, когда Евгений Александрович, объявив себя «полуэмигрировавшим», уехал жить и работать в Америку, его бывшая жена поэтесса Белла Ахмадулина предположила, что он испугался: ведь архивы КГБ начали рассекречивать. А в 1965-м, когда из ссылки в Архангельской области вернулся Бродский (его осудили за тунеядство), именно Евтушенко был одним из первых, кто принял у себя в Москве опального ленинградского поэта.
Более того, Евгений Александрович утверждал, что именно по его ходатайству Иосифа выпустили досрочно. Дескать, находясь в Италии, Евтушенко написал воззвание к итальянским коммунистам с просьбой помочь Бродскому. Те в свою очередь по линии партии обратились к советским руководителям.
– Я с ходу пригласил Бродского без всякого разрешения властей почитать стихи на моем авторском вечере в Коммунистической аудитории МГУ, – вспоминал Евтушенко. – Это было его первое публичное выступление перед несколькими сотнями слушателей, но он тоже нигде не упоминал об этом – по-видимому, чтобы у его западных издателей даже мысль не возникла, что их автор-диссидент морально мог позволить себе выступать в аудитории с таким именем.
Сам Бродский вспоминал, что в 1972 году, когда от него потребовали покинуть СССР, он случайно встретил в коридорах КГБ Евтушенко. Иосиф был уверен, что тот находился там именно по «делу Бродского» и высказался за то, чтобы его выдворили из страны. Хотя сам Евгений Александрович утверждал, что посетил в тот день КГБ потому, что на таможне у него отобрали запрещенную литературу, которую он привез из Америки. Вот тогда и пошли слухи о вербовке Евтушенко (Евтух, как прозвал его Бродский). Но известно, что, когда Иосиф поселился в Америке, Евгений Александрович через своих знакомых помог ему устроиться на работу в Квинс-колледж. А после смерти Бродского узнал о том, что, когда он сам захотел работать там же, Иосиф написал письмо руководству колледжа с просьбой не принимать на работу Евтушенко как «человека антиамериканских взглядов».
– Бродский сделал мне самую подлейшую вещь на свете, которую только можно было сделать, – рассказывал в свое время в интервью «Собеседнику» Евгений Александрович. – Человек, ради которого я добился вместе с моими друзьями из итальянской компартии сокращения его срока заключения и немедленного выхода на свободу, обвинил меня в том, что я был консультантом в КГБ по его делу. И кроме того, в том, что я всегда отравлял своими стихами взаимоотношения с американским народом.
При этом Бродский не отрицал поэтического таланта Евтуха и даже признавался в том, что знает его стихи наизусть «строк на 200 – на 300». «Бродский перенес тяжелую операцию на сердце. Я навестил его в госпитале, – писал в своих дневниках Сергей Довлатов. – Должен сказать, что Бродский меня и в нормальной обстановке подавляет. А тут я совсем растерялся. Лежит Иосиф – бледный, чуть живой. Кругом аппаратура, провода и циферблаты. И вот я произнес что-то совсем неуместное: «Вы тут болеете, и зря. А Евтушенко между тем выступает против колхозов…» Бродский еле слышно ответил: «Если он против, я – за».
Кстати, Довлатов тоже относился к Евтушенко не лучшим образом и часто критиковал его за умение угождать власти. Иронизировал и над тем, как советский поэт называл себя «экзотическим сибиряком» – «хотя на гастроли предпочитает ездить не в родную Сибирь, а в тлетворный, империалистический Нью-Йорк».
«Он залез в мой карман!»
«Он занят только собой, но не душой своей, а своими делами, карьерой, успехом. Он патологически самоупоен, тщеславен, ненасытен в обжорстве славой. Я! Я! Я! Я! Я!.. – в ушах звенит, сознание мутится, нет ни мироздания, ни Бога, ни природы, ни истории, ни всех замученных, ни смерти, ни любви, ни музыки, нет ничего – одна длинновязая, все застившая собой, горластая особь, отвергающая право других на самостоятельное существование. Он жуток и опасен, ибо ему неведомо сознание греха, для него существует только один критерий: полезно это ему или нет» – так описал бывшего друга Евтушенко в своих дневниках писатель Юрий Нагибин, который последние годы жизни тоже провел вдали от родины, в Италии. Думается, здесь взаимная антипатия возникла еще и потому, что супруга Евтушенко Белла Ахмадулина ушла от него к Нагибину.
У другого писателя, лишенного в свое время советского гражданства, Владимира Войновича тоже был затяжной конфликт с Евтушенко. В 1975 году Войнович публично рассказал про попытку своего отравления в гостинице «Метрополь» сотрудниками спецслужб. А Евтушенко, по его словам, везде утверждал, что это наглая ложь.
– Я не знаю, что его так задевало в моем рассказе, – делился в интервью Войнович. – Потом Евтушенко начал что-то затевать против меня. Мне рассказывали, как он, если видел у кого-то мою книжку про Чонкина, брал ее и швырял на пол со словами: «Зачем вы эту дрянь читаете?!» А в начале 1990-х меня предложили в правление писательской организации «Апрель». Так выступил Евтушенко, сказал, что он против: дескать, я распространяю вот такие ложные сведения. Я тогда разозлился и описал всю ситуацию – и об отравлении, и о реакции Евтушенко в журнале «Столица». Тогда Евгений Александрович позвонил редактору издания, угрожал судом. Поэтому у меня нет оснований хорошо относиться к этому человеку.
Василий Аксенов, еще один автор-диссидент, в своем мемуарном романе «Таинственная страсть» не без иронии отмечает бахвальство Евтушенко (в произведении он значится как Ян Тушинский) и его склонность несколько преувеличивать свою роль в формировании внешней политики Советского Союза. Василию Павловичу было на что обижаться на Евтушенко. В 1972 году у него вышел роман «Джин Грин – неприкасаемый» в соавторстве с Овидием Горчаковым и Григорием Поженяном о некоем агенте ЦРУ. Это была пародия на шпионские детективы. В это же время выходит постановление ЦК КПСС «О литературно-художественной критике». И тут же, как по заказу, в «Литературной газете» напечатали большую статью Евтушенко «Под треск разрываемых рубашек», где он критикует авторов книги за «политическую незрелость», а само произведение называет «буржуазным ширпотребом». Эта рецензия повлияла на то, что книгу не стали экранизировать, хотя такие планы были. «Он залез в мой карман», – хмурясь шутил Аксенов.
После той статьи Аксенов вышел из состава редколлегии журнала «Лестница», который он создавал вместе с Евтушенко, а при случайных встречах с ним не здоровался.
