Как Сталин расстрелял генералов, неудачно поговоривших по телефону

Скандальная история о том, как опрометчиво побеседовали между собой человек с голосом, похожим на голос поп-продюсера Иосифа Пригожина, с экс-сенатором Фархадом Ахмедовым, увы, не нова: гораздо более высокопоставленные фигуры расплачивались даже не репутацией, а жизнью за неосмотрительность и длинный язык.

В 1943 году начальник главного управления контр­разведки Смерш Виктор Абакумов доложил главковерху Иосифу Сталину, что немалая часть военачальников, общаясь по телефону, распускает язык. Речь на тот момент шла не столько о нелояльности части генералитета, сколько о перехвате германской разведкой таких разговоров. В итоге, дабы соблюсти информационную безопасность, Сталин распорядился прослушивать телефоны как минимум двух десятков наиболее болтливых командиров в званиях от генерал-майора и выше. И что же? Троих из этой двадцатки впоследствии отдали под суд и расстреляли – невзирая на то что все они были героями Великой Отечественной вой­ны.

Гвардии генерал-полковник Герой Советского Союза Василий Гордов не слишком успешно командовал Сталинградским фронтом летом 1942 года и чуть было не допустил прорыва немцев в город в обход оборонительных редутов Красной армии. За это Гордова на три недели отстранили и чуть было не отдали под трибунал, но затем пожалели, перевели командующим 33-й армии Западного фронта. Там Гордов тоже «отличился», угробив в боях половину личного состава, включая четырёх комдивов и их восьмерых заместителей и начальников штабов. Гордова снова отстранили и снова ему удалось миновать трибунала. Но в конце войны ему сопутствовала удача: 3-я гвардейская армия 1-го Украинского фронта, которой командовал Гордов, смогла отличиться в Берлинской и Пражской наступательных операциях. Генерала наградили Золотой Звездой Героя. Интрига же в том, что к тому времени его телефонные разговоры уже активно прослушивал Смерш.

В архивах сохранились распечатки бесед Гордова с женой Татьяной и несколькими коллегами – не только по телефону. Вот одна из них, датированная 31 декабря 1946 года. Гордов разговаривает с супругой. Генерал жалуется, что он «перестал быть владыкой», а Сталин «всё погубил»: «Инквизиция сплошная, люди же просто гибнут!» «Люди со своими убеждениями раньше могли пойти в подполье, что-то делать, – возражает ему супруга, – работали, собирали народ». Гордов ей отвечает: у военных-де «духа нет», даже Жуков «сломался». «На чём я сломил голову свою? – риторически вопрошал Гордов и сам отвечал: – На том, на чём сломили такие люди – Уборевич, Тухачевский и даже Шапошников». Уборевич с Тухачевским, напомним, были расстреляны в 30-х годах, и часть историков утверждает, что маршалы готовили заговор против Сталина.

Далее генерал и его супруга обсуждают Сталина – по всей видимости, именно это обсуждение могло стать причиной расправы. «Я говорю, каким он (Сталин. – Ред.) был (следует бранное выражение). Когда вызвал меня для назначения (снова нецензурная брань). Плачет, сидит жалкий такой. Я же видеть его не могу, дышать с ним одним воздухом не могу!» «Что сделал этот человек – разорил Россию, ведь России больше нет!» Далее Гордов обвиняет группу высокопоставленных лиц – Булганина, Голикова и Шикина – в наушничестве вождю. Самое цензурное слово, которое генерал употребляет по отношению к Сталину, – «мразь».

Читайте по теме:В России возобновят сталинские спортивные парады: новое шествие на Красной площади

Генерал-майор Рыбальченко служил у Гордова начальником штаба. Отношения с командиром складывались у него непросто. Но затем командиры притёрлись и беседовали между собой довольно откровенно. В архивах нашлась стенограмма одной такой беседы – от 28 декабря 1946 года. Реплики Гордова можно опустить, процитируем только Рыбальченко. «Всё построено на взятках. А посмотрите, что делается кругом, голод неимоверный! Газеты – сплошной обман, так все говорят. Министров столько насажали, аппараты раздули». Далее про выборы: «Я ни х… не буду выбирать, – сообщает Рыбальченко Гордову. – Никуда не пойду. Такое положение может быть только в нашей стране, только у нас могут так к людям относиться. За границей с безработными лучше обращаются, чем у нас с генералами!» «Буквально нищими стали. Живёт только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?»

Далее генералы обсуждают, что «война будет, все говорят» и стране «набьют морду». «Трумэн ни разу Молотова не принял. Это же просто смешно! Какой-то сын Рузвельта приезжает, и Сталин его принимает, а Молотова – никто». «Как наш престиж падает, жутко просто! Даже негры и чехи ни разу не сказали, что мы вас поддерживаем. За Советским Союзом никто не пойдёт». Поднимается и насущный для любой элиты вопрос: «как бы выехать за границу?». Рыбальченко рассказывает начальнику, что колхозники «едят кошек и крыс», «никто не хочет работать», «все колхозники ненавидят Сталина и ждут его конца», а «народ голодает, как собаки, народ очень недоволен».

Григорий Кулик был маршалом Советского Союза – это было высшее воинское звание. Прошёл Испанию, в финскую войну получил Золотую Звезду Героя. Чудом усидел во время расправы с Тухачевским, хотя показаний на Кулика собралось великое множество. Мало того, вместе с несколькими генералами Кулик подписал письмо Сталину о том, что репрессии против командного состава подрывают боеспособность армии. По тем временам это даже не храбрость, просто отчаянный жест. Но в первые дни Великой Отечественной войны Кулику не повезло – он попал в окружение и вынужден был выбираться, переодевшись в крестьянскую одежду. Выйти ему удалось, но маршалу припомнили и «явно шпионское окружение по линии бывшей жены» (из рапорта майора госбезопасности Анатолия Михеева), и «вредительскую деятельность», и даже «восхваление немецкой армии». Кулика предлагалось арестовать. Тогда, что называется, пронесло, но неудачное командование крымской операцией и оставление Керчи в 1942 году привело к тому, что Кулика разжаловали в генерал-майоры и исключили из партии. Но, невзирая на то что за бывшим маршалом впоследствии тянулся целый шлейф неудач на поле боя, войну он закончил в звании генерал-лейтенанта. Репутация у Кулика сложилась скандальная. «Кулик привёз с фронта пять легковых машин, двух племенных коров, незаконно использовал красноармейцев на строительстве личной дачи под Москвой, – сообщалось в докладной записке зам­наркому обороны Николаю Булганину. – Кроме этого, по сообщению главного военного прокурора, Кулик присвоил себе в Крыму дачу с имуществом – мебелью и посудой». Охранять дачу генерал подрядил своих офицеров. При этом Кулик на чём свет стоит костерил Сталина и его окружение и чуть ли не открыто призывал Гордова «покончить, наконец, с этим упырём».

Гордова с супругой Абакумов арестовал первыми – в январе 1947-го. Затем за решёткой оказались Рыбальченко с Куликом. В августе 1950-го состоялся суд – генералов обвинили в измене Родине, подготовке террористических актов и в групповой антисоветской деятельности. Несмотря на давление (Рыбальченко прямым текстом сообщал заседателям, что «следователь довёл меня до такого состояния, что я готов был подписать себе смертный приговор»), генералы виновными себя не признали. Все трое были расстреляны 24 августа 1950 года. В открытых источниках пишут, что похоронили их в Самаре. Как бы то ни было, могил генералов не осталось.

Черёмушкинский суд столицы арестовал на 14 суток приезжего из Ставропольского края Юрия Самойлова за «демонстрацию пассажирам метро» телефона, на заставке дисплея которого изображался шеврон украинского националистического подразделения «Азов» (признан террористической организацией и запрещён в России). Дело подаётся так, что якобы на Самойлова обратили внимание пассажиры и сообщили куда следует. Но похоже на то, что хулигана могли прослушивать, чётко понимая, что он «критикует и дискредитирует должностных лиц, а также само проведение специальной военной операции».

Бывший сотрудник полиции стал фигурантом уголовного дела о распространении фейков об армии РФ в телефонном разговоре. В ответ на замечания о том, что разговор между двумя собеседниками не является публичным распространением информации, было заявлено, что разговор прослушивался и, таким образом, его услыхал третий человек. При этом сотрудник, осуществлявший прослушку, испытал от услышанного «чувство тревоги, страха и незащищённости со стороны государства».